Восток… Необычный, таинственный, загадочный…

Восток… Необычный, таинственный, загадочный… Со своими суровыми

законами, мечетями и минаретами, со сказочным богатством султанов, удивительными рисунками рукописей, загадочными красавицами, великой мудростью, своеобразной культурой.

Вы видите портрет человека, размышляющего над смыслом жизни, над

несправедливостью устройства общества, человека, умеющего ценить жизнь во всех её проявлениях, имеющего чувство собственного достоинства. Имя его – Омар Хайям, а место, где он творил - Персия (современный Иран).

До VI ст

на территории современного Таджикистана процветала самобытная согдийская культура. Вторжение в Среднюю Азию и Иран войск Арабского халифата нанесло смертельный удар древней иранской культуре: насаждался арабский язык, исламская вера. «Веком молчания» иранской словесности назвали этот период летописцы. Но со временем образованные иранцы сумели не просто освоить культуру завоевателей, но и возродить в иноязычной среде родную культуру. В X-XII вв. на территории Персии и Ирана распускается неповторимый цветок восточного Возрождения. Центром его стала Бухара. Именно туда сходятся люди науки, искусства. Одним из них был и Омар Хайям, жизни и трудам которого посвящён наш урок. Рудаки, восточный поэт, сказал:«Мир – это море. Плыть желаешь - построй плот из добрых дел». Какими же были дела Омара Хайяма? Чем замечательна его жизнь?

Имеется более тысячи четверостиший, приписываемых Хайяму

Многие стихи сохранились в различных вариантах, и это показывает, что на первых порах они не записывались, а распространялись из уст в уста.

Приход наш и уход загадочны,- их цели Все мудрецы земли осмыслить не

сумели. Где круга этого начало, где конец, Откуда мы пришли, куда уйдём отселе?

В некоторых четверостишьях Хайям горько сетует на жизненные невзгоды,

приучившие поэта, вначале, по-видимому, довольно невоздержанного на язык, к замкнутости и осторожности:

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно не мало, Два важных правила

запомни для начала: Ты лучше голодай, чем что попало есть, И лучше будь один, чем вместе с кем попало.

Особенно предостерегает поэт от невежд и глупцов

О тайнах сокровенных невеждам не кричи И бисер знаний ценных пред

глупым не мечи. Будь скуп в речах и прежде взгляни, с кем говоришь: Лелей свои надежды, но прячь от них ключи.

Общаясь с дураком, не оберёшься срама, Поэтому совет ты выслушай

Хайяма: Яд, мудрецом тебе предложенный, прими, Из рук же дурака не принимай бальзама.

Неоднократно мотивом четверостиший служит идея о вечном кругообороте

материи в сочетании с грустным ощущением бренности всего живого

Трава, которою - гляди

- окаймлена Рябь звонкого ручья, - душиста и нежна. Её с презрением ты не топчи: быть может, Из праха ангельской красы взошла она.

Знай: в каждом атоме тут на земле таится Дышавший некогда кумир

прекраснолицый, Снимай же бережно пылинку с милых кос: Прелестных локонов была она царицей.

Целая серия раздумий на эту тему облечена в форму стихов о гончарных

изделиях

Я к гончару зашёл: он за комком комок Клал глину влажную на круглый

свой станок; Лепил он горлышки и ручки для кувшинов Из царских черепов и из пастушьих ног.

Кувшин мой, некогда терзался от любви ты

Тебя, как и меня, пленяли кудри чьи-то, А ручка к горлышку протянутая вверх Была твоей рукой, вкруг милого обвитой.

Во множестве четверостиший звучит мотив колебаний, сомнений в

философских учениях. Хайям-поэт как бы иронизирует над Хайямом- философом

Меня философом враги мои зовут, Однако - видит Бог - ошибочен их суд

Ничтожней много я - ведь мне ничто не ясно, Не ясно даже то, зачем и кто я тут.

«Полубезбожные» мысли, а особенно жалобы на неустройство мира и жизни

человека встречаются в довольно значительной части четверостиший, в которых поэт вступает в спор с Богом.

Ты сотню западней расставил тут и там, Но, словно за мятеж, грозишь ты

смертью нам, Коль мы отступимся и попадём в любую. Да не забыл ли ты, что их расставил сам?

Когда ты для меня слепил из глины плоть, Ты знал, что мне страстей

своих не побороть; Не ты ль тому виной, что жизнь моя греховна? Скажи, за что же мне гореть в аду, Господь?

Все четверостишия Хайяма гуманистические, проникнуты гордостью за

человека

Мы - цель и высшая вершина всей вселенной, Мы - наилучшая краса юдоли

бренной; Коль мирозданья круг есть некое кольцо, В нём, без сомнения, мы - камень драгоценный.

Тому, на чьём столе надтреснутый кувшин Со свежею водой и только хлеб

один,- Увы, приходится пред тем, кто ниже, гнуться Иль называть того, кто равен, "господин".

О,если б каждый день иметь краюху хлеба, Над головою кров и скромный

угол, где бы Ничьим владыкою, ничьим рабом не быть! Тогда благословить за счастье можно б небо.

Наконец, Хайям мечтает о лучшем будущем для человечества, о

справедливом общественном строе, в котором могли бы беспрепятственно развиваться благородные стремления каждой личности и счастье стало бы уделом всех.

Когда б я властен был над этим небом злым, Я б сокрушил его и заменил

другим, Чтоб не было преград стремленьям благородным И человек мог жить, тоскою не томим.